Том 1. Тяжёлые сны - Страница 32

– Нужен капитал, – сказал Хотин, – без денег самых пустых вещей не устроишь.

Деловая озабоченность не шла к нему, – такое у него всегда было рассеянно-мечтательное лицо.

– Каждый человек сам по себе капитал, – сказал Логин. – Инструменты у многих, конечно, найдутся.

– И деньги найдутся, – сказала Анна и опять покраснела.

Странное чувство неловкости владело ею; стала смотреть в сад и положила руки на деревянную изгородь террасы. Цветы, которые пахли безмятежно, по-весеннему, возвратили ей спокойствие.

– С миру по нитке, – начал было Шестов. Но уже он так давно молчал, что у него на этот раз не вышло, – горло пересохло, звук оказался хриплым. Шестов сконфузился, закраснелся и не кончил пословицы.

– Самое главное, – сказал Ермолин, – надо для начала людей убежденных, чтоб они верили в дело и повлияли на других своею уверенностью.

– Люди найдутся, – сказал Хотин с уверенным видом и погладил бороду, как будто бы эти люди были у него в бороде.

– Было бы корыто… – начал опять Шестов и опять в смущении замолчал: он видел, что Анна улыбается.

– Заведем в складчину машины, – заговорил Логин, – работа будет производительнее, меньше будет утомлять. Приспособим электричество. Много есть под руками живых сил, которыми не пользуются люди. Заведем общие библиотеки. Будем обмениваться нашими знаниями, будем устраивать путешествия…

– На луну, – тихо сказал кто-то, Логин не расслышал кто.

Логин вздрогнул слегка и заметил, что мечтает вслух.

– Зачем на луну? – досадливо сказал он, – хоть бы по родине, а то мы и ее не знаем как следует.

– Еще один вопрос, – торопливо сказал Коноплев, – типография будет?

При этом его лицо приняло такое выражение, точно это было самое важное и интересное для него дело, и черные глаза с ожиданием уставились на Логина.

– Что ж, если понадобится, отчего же, – ответил Логин, – в других городах есть, так отчего бы и у нас ей не быть!

– В нашем городе? Что у нас печатать? – спросила, улыбаясь, Анна. – Листок городских известий и сплетен?

– Непременно надо, оживленно заговорил Коноплев, – мало ли здесь учреждений разных, и частных, и казенных, – нужны бланки, книги торговые, объявления, мало ли что. Наконец, книги печатать.

– Какие? Приходно-расходные?

– Ну да вот я напечатаю свое сочинение, – почти готово.

– Для книги-то стоит, согласился Ермолин с едва заметною усмешкою.

– Эта типография, – сказала Анна, – будет как теплица, чтобы взращивать провинциальные книги.

Решили прочесть вслух и обсудить устав. Мальчики вернулись на террасу, и Анатолий выпросил, чтобы читать позволили ему.

После чтения каждого параграфа подымались споры, довольно-таки нелепые. Горячее всех спорили, причем часто не понимали друг друга, Коноплев и Хотин: Коноплев любил спорить, Хотин хотел показать свою практичность, и оба оказывались бестолковыми одинаково. Ермолин и Анна помогали им разобраться и с трудом успевали в этом. Шестов говорил мало, зато много волновался и краснел. Мальчики не ушли и слушали внимательно; Митя горел восторгом и сердился на непонимающих. Логин молчал и смотрел все так же, мечтательными, не замечающими предметов глазами. Но он видел, что ласковые глаза Анны иногда останавливались на нем, – и ему приятно было чувствовать на себе ее взгляд. Казалось ему иногда, что ее чистые глаза, доверчивые, были насмешливы. Да, от насмешливого отношения к себе, зачинателю, и к своему замыслу он никогда не мог совсем освободиться.

Когда чтение окончилось, спорили еще долго о названии общества: Коноплев предлагал назвать его дружиною, Хотин – компаниею. Шестов – братством, – и не пришли ни к чему.

– С этим обществом мы таких делов наделаем, что страсть! – воскликнул Хотин, внезапно воодушевляясь. – Мы им покажем, как жить по совести. Только бы удалось нам осуществить, а уж мы им нос утрем.

И он яростно погрозил кому-то кулаками.

Логин вдруг нахмурился; язвительная улыбка промелькнула на его губах.

«Ничего не выйдет», – подумал он, и тоскливо стало ему. Но вслух он сказал:

– Да, конечно, если приняться с толком, то должно осуществиться.

«Отец-такой же мечтатель, как и дочь, – думал он об Ермолиных. – Он верит в мой замысел больше, чем я сам, – поверил сразу, с двух слов. А я, после стольких дум, все-таки почти не верую в себя! А какой бодрый и славный Ермолин! Глаза горят совсем по-молодому, – позавидуешь невольно».

– Однако, – суетливо заговорил Коноплей, – я не стану тратить времени даром: сейчас же буду готовить книгу для типографии. Мне типография больше всего нужна. Это хорошо будет устроено. Вот я книгу написал. Напечатать – надо деньги. А своя типография, то даром, – выгода очевидная.

– Ну, не совсем даром, – сказал Логин, хмурясь и в то же время улыбаясь.

– Да, да, понимаю: бумага, краска типографская. Ну да это подробности, потом.

– У вас и так много работы, – сказал Шестов, – а вы еще находите время писать.

Он с большим уважением относился к тому, что Коноплев пишет.

– Что делать, надо писать, – с самодовольною скромностью отвечал Коноплев. – Никто другой не говорит в печати о том, что нужно, – приходится выступать нам.

– А не будет нескромностью полюбопытствовать, о чем ваша книга? – спросил Логин.

– Против Льва Толстого и атеизма вообще. Полнейшее опровержение, в пух и прах. Были и раньше, но не такие основательные. У меня все собрано. Сокрушу вдребезги, как Данилевский Дарвина. И против науки. – Против науки! – с ужасом воскликнул Шестов.