Батюшка ушел, грозно хлопнув дверью. Мальчишки сидели ни живы ни мертвы. Засудят, поди, – думалось им, – бесшабашную учительницу!
Начались у Вали раздоры с учителем и с батюшкою, раздоры, не раз заставлявшие ее поплакать. Поповны сделались также ее врагами и раз весною чуть не засыпали ей глаза табаком, когда она шла мимо их дома. Сеземкин помогал ей советами, – дал ей, например, рецепт от глупости, который Валя подбросила Сергею Яковлевичу и тем очень оскорбила его. Но когда с Яковом она поссорилась, уже некому было давать ей остроумные советы.
Когда Андозерский ушел, Логин опять спустился в сад. Девицы были еще в огороде. Логин подошел к калитке.
– Послушайте-ка, Валя, хотите я вам новость скажу?
Девицы захихикали.
– Ах, скажите, пожалуйста, – сказала Валя, жеманно поджимая губы.
– Вот скоро свадьба будет.
– Ах, неужели? Ах, как это интересно! Чья же свадьба?
– А вы будто не слышали?
– Право, не знаю.
– Андозерский женится. Валя покраснела.
– Не может быть! – воскликнула она. Логин улыбнулся.
– Отчего ж ему и не жениться?
– На ком же? – спросила Валя, насмешливо посматривая на сестру.
– А вот уж этого я вам не скажу. Впрочем, на богатой девице.
– На богатой? – переспросила Валя, стараясь сделать равнодушное лицо. – Вот как!
– Да, да, на богатой. Однако по любви.
– На ком же, однако? – приставала Варя.
– Нет, уж не скажу. Сами догадайтесь.
– О, я разнюхаю! – воскликнула Валя.
Она еще пуще покраснела и бросилась бежать домой.
Анатолий часто заходил к Логину, – успел завязать сеть общих интересов.
– А вы, Толя, похожи на сестру, – сказал Логин. Мальчик в это время пересматривал берендейки на письменном столе. Он засмеялся и сказал:
– Должно быть, очень похож: вы мне и вчера то же говорили.
– Да? Я очень рассеян бываю нередко, мой друг.
– У нас с сестрой широкие подбородки, правда?
– Чем широкие? Вот вы какой молодец, – кровь с молоком!
Анатолий застенчиво покраснел.
– Я к вам по делу. Можно говорить? Не помешаю? Прочел о летательном снаряде, – и захотелось сделать этот снаряд по рисункам. Долго и подробно толковали, что нужно для устройства снаряда. Заходила речь и о других предметах.
Провожая Анатолия, Логин опять думал, что мальчик похож на сестру. Захотелось целовать Толины розовые губы, – они так доверчиво и нежно улыбались. Ласково обнял мальчика за плечи. Сказал:
– Приходите почаще с вашими делами.
– Спасибо, что берегли, – сказал Анатолий. – Это так здешние мещане говорят хозяевам, когда уходят, – пояснил он, сверкая радостными глазами; потом сказал тихо: – А к вам барышня идет.
И побежал по ступенькам крыльца. Логину весело было смотреть на его белую одежду и быстрое мелькание загорелых босых ног, голых выше колен.
Ирина Петровна Ивакина, сельская учительница, шла навстречу Анатолию по мосткам пустынной улицы. Логин встречал ее всего раза два-три. Ее школа была верстах в тридцати от города.
Логин провел Ивакину в гостиную. Девица уже не молодая, маленькая, костлявая, как тарань, чахоточно-розовая, легко волнующаяся, говорила быстро, трескучим голосом, и сопровождала речь беспокойными движениями всего тела. Заговорила:
– Я явилась к вам, чтобы указать вам дело, которое наиболее необходимо для нашей местности. Я слышала о ваших предположениях от Шестова. Это чрезвычайно порядочный господин, но, к сожалению, заеденный средою и своею скромностью. Я вполне уверена, что его безвинно впутали в дело Молина: это интриги протоиерея Андрея Никитича Никольского, который состоит личным врагом Шестова из-за религиозных убеждений. Но это после. А теперь я должна сказать, что необходимо издавать газету.
– Газету? Здесь?
– Ну да, что же вас удивляет? Необходимо иметь местный орган общественного мнения в нашей глухой, забытой Богом трущобе.
– На что вам так вдруг понадобилось общественное мнение? – спросил Логин с усмешкою.
Ивакина вся взволновалась, раскраснелась, закашлялась.
– Как! Помилуйте! Можно ли об этом говорить? Вы здесь смеетесь, вам хорошо в городе, а каково нам в селах, в самых армии невежества и суеверий, где мы, учителя и учительницы, являемся единственными пионерами прогресса!
– Едва ли мы можем помочь вам нашей газетой, да и средства…
– Обязательно можете, – барабанила Ивакина, – направление школьного дела во многом зависит от людей, живущих в городе, – здесь живут те особы, на ответственности которых лежит весь ход кампании во имя народного просвещения, и они должны сосредоточить все свое внимание на положении народной школы.
– Уж и все внимание!
– Обязательно. Школа в селе – это аванпост, утвердившийся во враждебном стане, аванпост, который один мог бы пробить брешь в китайской стене народного неразумия. А вместо того полнейшее невнимание, хоть волком вой.
– Но разве у вас не бывают?
– Я, например, за два года заведывания школой в Кудрявце только однажды удостоилась посещения господина инспектора, но и это посещение было только проверкою школьных успехов без всякого отношения к внутреннему строю школы.
Чрезмерно быстрая трескотня Ивакиной начала утомлять Логина. Он вяло сказал:
– Должно быть, вам доверяют.
– Я имею за собой пятнадцатилетнюю опытность и некоторое знание школы, – продолжала Ивакина, – что и помогло мне не потерять головы, не отрясти праха от ног своих и не убежать без оглядки. Впрочем, тому, что я была забыта, причиной, вероятно, личные счеты, хотя, по моему крайнему разумению, в таком деле, как народная культура, личные недоразумения следует откладывать в сторону до более удобного случая. Я, например, не могла добиться полного сочувствия в таком полезном и чрезвычайно благородном предприятии, как «товарищество покровительства полезным птицам» из школьников, устроенное недавно мною.