– Что? – спросил он, улыбаясь и гримасничая. Коля засмотрелся в его глаза, и забыл, что хотел сказать. Ванины глаза его смущали, и прозрачный блеск их словно затемнял его память.
Припоминая с усилием, он сказал наконец:
– Мамочка рассердится.
– Мамочка! – презрительно сказал Ваня.
– Да ведь как же не слушаться мамочки-то? – нерешительно спросил Коля.
Ваня опять посмотрел на Колю. Прозрачно-светлые Ванины глаза показались Коле странными, скверными, – и Коле стало страшно. Ваня сказал, пренебрежительно произнося ласкательные слова:
– Ну, допустим, что мамочка тебя любит, – ну что ж, ты все и будешь мамочкиной лялькою? А вот я люблю все по-своему делать. То ли дело, брат, свобода, – это не то что цветочки нюхать да мамочке букетики собирать. Да и что, – ну вот, тебе тут нравится, – ведь нравится?
– Очень нравится, как же, – сказал Коля с тихою радостью в звуке голоса.
– Ну что ж, а долго ли тут побыть, – оживленно говорил Ваня, дергаясь худенькими плечиками, – хорошо, не хорошо, – поиграем да и в город, пыль глотать.
Коля молчал, и мысли его обратились к мамочке.
Мамочка любит Колю. Она – ласковая и веселая. Но у нее – своя жизнь. Она любит быть с веселыми молодыми людьми, которые приходят часто, смеются, разговаривают бойко и шутливо, ласкают Колю, иногда подшучивают над ним, – побыть с ними Коле не скучно, он же и сам веселый, разговорчивый и доверчивый, – но они – чужие, далекие и словно заслоняют мамочку от Коли.
– Однако, не ловится, – сказал Ваня. – Да и домой пора. Приходи к вечеру на опушку.
– Ладно, – сказал Коля.
Мальчики понесли ведерки и удочки домой. Они проходили по деревенской улице. Дома стояли тесно и казались бедными и неряшливыми. За ними шумела река. Крестьянские ребятишки, грязные и лохматые, играли у домов, ругались грубыми и страшными словами и плакали. Столь красивые почти у всех детей руки и ноги были так у них грязны, что жалко и противно было на них смотреть.
У одной из дачек на скамеечке сидел любопытный господин в синей рубашке под сюртуком и в высоких сапогах. Он расспрашивал всех прохожих.
– Много наловили? – спросил он у Коли.
Коля доверчиво показал ему свою жестянку с рыбками.
– Не много, – сказал господин. – А вы где живете?
– А вон там на горе, дача Ефима Горбачева, – сказал Коля.
– А, это Уфишка Горбачек, – сказал господин.
Коля засмеялся.
– Вы с отцом живете? – спрашивал любопытный господин.
– Нет, с мамочкой, – ответил Коля, – папа у меня в плаваньи. Он – флотский офицер.
– А ваша мама скучает? – спросил любопытный.
Коля посмотрел на него с удивлением, подумал.
– Мамочка? – сказал он медленно. – Нет, она играет. Вот скоро здесь будет любительский спектакль, так она будет играть роль.
Тем временем Ваня прошел несколько дальше, потом вернулся.
– Ну, пойдем, что ли, – сказал он Коле, сердито поглядывая на любопытного господина.
Мальчики отошли. Ваня сказал, странным движением плеч и локтей показывая назад, на любопытного барина:
– Этот барин всех расспрашивает, – сволочь ужасная. О родителях, обо всем, – должно быть, в газетах пишет. Я ему здорово наврал.
В прозрачных, острых Ваниных глазах опять загорались янтарные искорки.
– Ну? – смешливо протянул Коля.
– Я ему сказал, что мой отец в сыскной полиции служит, – рассказал Ваня, – он меня теперь страх как боится.
– Почему? – спросил Коля.
– Я ему сказал, что отец одного мошенника здесь высматривает, ну, он и боится.
– Да разве он мошенник? – смешливо спросил Коля.
– А я ему приметы такие сказал, на него похожие, – объяснил Ваня, – ну, он и боится.
Мальчики смеялись.
Дошли до Ваниной дачи и стали прощаться.
Ванина мать стояла в саду и курила, подбочась. Она была высокая, толстая, красная, и на лице ее лежало тупое и важное выражение, какое часто бывает у привычных курильщиков. Коля боялся Ваниной матери.
Она строго посмотрела на Колю, и Коле стало неловко.
– Так приходи, – сказал Ваня.
Коля проворно побежал домой.
– Приятели, – сердито сказала Ванина мать, – обоих бы вас…
Не было никакой причины сердиться, но уже она привыкла сердиться и браниться.
После обеда мальчики опять сошлись, на большой дороге, там, где она входит в лес.
– А знаешь что, – сказал Ваня, – надо тебе показать одно местечко.
Доверчивые Колины глаза вдруг засветились любопытством.
– Покажи, – с восторгом промолвил он, заранее чувствуя радость чего-то таинственного и необычайного.
– Я знаю такое место, где нас никто не найдет, – сказал Ваня.
– А мы не заблудимся? – спросил Коля.
Ваня посмотрел на него презрительно.
– Боишься – не ходи, – пренебрежительно сказал он.
Коля покраснел.
– Я не боюсь, – сказал он обидчиво, – а только если мы долго проходим, так животы подведет.
– Не подведет, это недалече, – уверенно сказал Ваня.
Мальчики побежали в лесную чащу.
Место быстро становилось темным и диким. Стало тихо, – и страшно…
Вот и берег широкого и глубокого оврага. Слышалось, как звучал внизу ручей, но ручья сверху из-за чащи было не видать, и казалось, что туда никак нельзя пробраться. Но мальчики полезли вниз к ручью. Спускались, цепляясь за ветки, порой скатываясь по крутому откосу. Ветки задевали, били по лицу. Густые, цепкие кусты приходилось с усилием разбирать руками. Много было веток сухих и колючих, и, опускаясь, трудно было оберечься, чтобы не расцарапать лицо или руки. Неприятная иногда липла паутина, густая и удивительно клейкая.